Home »

Борис Константинов: "Дорога кукольника"

"Я кукольник, я рассказываю людям сказки – взрослым,                                       детям, всей семье."

 Анна Трапезникова говорит с Борисом Константиновым - о выборе текстов для постановок, кукольном театре для взрослых и превращении неживого в живое.


"– А кукольник – он кто такой? Это человек, который с помощью своей истории, которую он сочинил, своего театра, который он придумал, путешествует по миру. Это бродячий артист."


– Ваша последняя постановка в театре Образцова – «Турандот». Всегда интересно, почему человек берется за тот или иной материал.
– Мне кажется, каждый режиссер в определенный момент должен обратиться к комедии дель арте, в данном случае это Карло Гоцци. Отличный материал для тренинга, как режиссерского, так и актерского.
Это театральная сказка. Все свои спектакли я называю сказками.
– Почему?
– Потому что я кукольник, я рассказываю людям сказки – взрослым, детям, всей семье.
– Как воплощался замысел спектакля?
– Мне не нравится рассказывать истории только с помощью слов, просто иллюстрировать текст скучно. Поэтому с художником Виктором Антоновым мы придумали особый мир. Я ему предложил: а давай сыграем всю историю под венецианским мостом – как дань памяти итальянцу Карло Гоцци. Под мостом при свете луны маски дель арте рассказывают эту сказку. Была придумана кукольная водная гладь, и все персонажи появляются у нас на лодках. У каждого – своя, даже у целого города. Такой зыбкий мир. От этого динамика – всегда движение, течение сценического времени.
Эта история – разговор о любви, которая может остановить смерть. Принцесса Турандот не хочет выходить замуж без любви – и я ее за это оправдываю. Она ждет любви. И в нашем спектакле эта любовь к ней приходит. В жизни такое бывает, когда мы идем по улице, встречаем кого-то – и теряем голову. Если в драматическом театре ты должен нутром сыграть это, то в нашем театре, чем мне и нравится театр кукол, кукла может легко потерять голову – в прямом смысле. И зритель, с одной стороны, посмеется над таким наивным языком, а с другой – сразу поймет, что хотел сказать автор.

"Турандот". Фото А. Иванишин

– А социальный план в театре кукол возможен? Или это все-таки всегда сказка-сказка?
– Сказка не лишена социального плана. «Сказка ложь – да в ней намек…» Недавно выпустил премьеру в Иркутске по «Утиной охоте» Вампилова. Это сказка? Или Гоголь – «Нос»? Или Чехов «Палата № 6», которая у меня стала «Палатой № 9». Для меня – да, потому что я понимаю под этим нечто большее, чем «жили-были», а некий урок для зрителя, который стал сопереживать кукле – она стала для него живой, донесла до него какой-то смысл, что нужно что-то менять или меняться самому. Мне нравится в это играть со зрителем. Чтобы он думал: почему я плачу? Чему я сопереживаю? Это ведь всего лишь куклы, папье-маше. Наша задача – раздергать, расшевелить зрителя.
– В кукольном театре неживое становится живым. Режиссер и актеры – отчасти демиурги в этом процессе.
– Поэтому я и люблю свою профессию.
– Как происходит это превращение?
– За куклой всегда стоит актер. Живой человек, а то и два, и три. Это их умение действовать в унисон. Как в цирке – трюк, поддержка друг друга. Представьте: подбросил партнера – и отвернулся. Зевнул. Он упал. Здесь то же самое: один водит руку, другой ногу, третий голову. И все это – одно. Они не просто шевелят куклой, они в ансамбле рождают авторский смысл. Магия не только в кукле и художнике, который эту куклу создал, а все-таки в актере, который эту куклу оживляет. Это как скрипка: берет ее человек – и играет на ней божественно. А другой берет и играет посредственно, не затрагивая чувств слушателя. Вроде тот же композитор и скрипка та же.
Хорошие кукольники – на вес золота. Мастера, ремесленники – я не боюсь этого слова. Драматический актер может быть харизматичным – ему веришь, он балагурит, играет легко, рвет рубаху на груди. Кукла этого сделать не может – а нам по большому счету это и не нужно. Нам нужно рассказывать историю через метафору. Вместо слова мы чаще пытаемся применить символ, знак. И мне хочется, чтобы зритель в зале не просто смеялся и отдыхал, чтобы он начал разгадывать эти знаки.

"Турандот". Фото А. Иванишин

– И зритель угадывает?
– Тот, которому очень интересно. Когда он чувствует, что с ним, как с глупцом, разговаривают примитивно, ему неинтересно. И для меня этот момент загадки всегда очень ценен. Пусть кто-то скажет: «не понимаю». У меня, например, был спектакль «Дюймовочка», в котором не было слов. Сюжет всем знаком, и я хотел, чтобы с помощью музыки и кукол зрители прошли путь этой маленькой девочки, поняли, насколько она сильна, хотя она и с дюйм величиной. Визуальное главенствовало над вербальным. Я склоняюсь к такому театру, может быть, даже провокационному. Заставляю зрителя поработать. И когда у меня спрашивают журналисты: а как вы поднимаете с дивана того, кто смотрит телевизор, а вам его нужно затянуть в театр? А мне такой зритель не интересен. Мне интересен зритель, который каким-то образом узнал, что есть «Турандот» или «Палата № 9». Или «Письмовник» Шишкина – в кукольном театре! И ему стало интересно, как это. И он встает с дивана и идет. А потом я читаю в Интернете, что зритель удивлен и огорчен. Он жил в неверии, что кукла может быть интересна и взрослому зрителю. Он почему-то для себя решил, что это детский театр с детскими задачами. Что и случилось со мной в детстве: я что-то посмотрел невнятное, остался равнодушным – и никогда не думал, что буду заниматься какими-то куклами.
– А как вы все-таки стали режиссером кукольного театра после этого?
– Я окончил режиссуру драмы, потом случайно попал в театр кукол, увидел спектакли, попал на фестивали, где увидел зарубежные театры – и понял, что это такая тонкая философия. И если она о чем-то говорит, то негромко, как иголочкой укалывает. А потом, драматических режиссеров вы же сами знаете сколько, а кукольников не так много. Поэтому мы стараемся жить одной семьей, все друг про друга знаем. Все мы разные. У каждого – свой язык, и даже если будет взято одно и то же произведение, оно будет абсолютно по-разному трактоваться.
Я понимаю, что не знаю, что такое театр кукол. Что его надо изучать. Путешествовать, идти вперед в поиске того языка, который я еще не нашел. Мне это очень интересно, мне интересна дорога, сам процесс.
– Меня в свое время поразило, что существует столько разновидностей кукол.
"Турандот". Фото А. Иванишин
– Систем кукол на самом деле очень много, каждый вид исполняет ту или иную функцию, подходит тому или иному драматургическому материалу. При этом все не ограничивается куклой (марионеткой, планшеткой, гапитом) как таковой. Предметы и объекты тоже могут быть образным театром, театром кукол. Когда-то я увидел театр Филиппа Жанти, где царствует ее величество фактура – крафт, песок, ткань, свет. И все это – разговор на философские темы, где ты многое домысливаешь сам. Такой театр мне был очень интересен. При работе со словесной структурой важно правильно подобрать систему, потому что не всякая кукла выдержит объемный текст. Я пробую, ищу, какой кукольной системе подарить словесность. Вот, например, «Турандот» стихотворна, такую историю легко подать с помощью тростевой системы.
– Интересно, что в этом спектакле видны кисти актеров, жестикуляция. Это какая разновидность кукол?
– Если вы имеете в виду персонажей комедии дель арте, которые появляются в венецианских окнах, то это планшетные куклы с «живыми» руками актеров. Здесь был важен жест, поэтому применялись руки.
Помимо этого, в спектакле используются тростевые куклы. В этом спектакле костюм кукол сшит так, чтобы был виден «скелет», потому что сами куклы из бамбука: этот материал легкий, звонкий и очень интересно работает.
– Мне кажется, у него пластика немного другая.
– Соглашусь, немножко угловатая, но мне эта угловатость нравится. Это же условность. Нет задачи превратить куклу в человека. Самое страшное, когда вы увидите, что у куклы сделан парик чуть ли не из натуральных волос. Вот в этот момент для меня театр кукол умирает.
– Условность пропадает?
– Да. Пусть это лучше будет пенька, веревка, нить. В театре кукол все настоящее становится мертвым.
– Когда вы понимаете, что спектакль состоялся? Кроме вашего внутреннего ощущения. Есть спектакли, которыми вы довольны?
– Только при адекватной оценке зрителя. В этом случае мое внутреннее ощущение не имеет никакого значения. Я всегда недоволен как режиссер. Актеры чаще ни при чем. Кукольники – это труженики. Это очень тяжелая профессия, в прямом и в переносном смысле. В таком положении – согнувшись, ползком – говорить о прекрасном, творить чудеса. Все это очень непросто.


– А каким был ваш самый первый спектакль? Он же для любого режиссера особенный.
– О, это было наивное действо, детская сказка «Лисенок-плут» в театре «Ульгэр» в Улан-Удэ. У меня был друг– саксофонист, занимавшийся джазом. Я предложил ему написать музыку для спектакля, рассказать детскую сказку через джаз. Ему стало очень интересно, мне кажется, у нас получилось. Лесная история, актеры были деревьями. Были сшиты балахоны; чтобы не было видно лица, были дупла, вместо сетки – паутина. Актер вроде бы скрыт, но он своими ветками мог управлять куклой. Лисенок был из рыжих листьев, зайка из березового полешка, медвежонок – пенек. Я хотел фактуры, хотел настоящего. За этот свой первый опыт я до сих пор и держусь – чтобы в кукольном театре не было плюша. Художник того спектакля Нина Ивановна Дианова собирала фактуру в лесу. Зритель, может, и не понял этого, но, по моим ощущениям, материал, с которым ты работаешь, потом отдает правду. Еще тогда я старался, скорее интуитивно, не брать парчу, а использовать все натуральное. И даже если нужно сделать золото, любой хороший художник возьмет мешковину и так ее покрасит, что она станет той же самой парчой или золотой тканью. А золотая ткань будет просто серым пятном. Это такая внутренняя модель моего театра – привносить натуральное.

"Письмовник"

– Вы говорили, что кукольник по природе своей путешественник.
– А кукольник – он кто такой? Это человек, который с помощью своей истории, которую он сочинил, своего театра, который он придумал, путешествует по миру. Это бродячий артист. Дорога, которая кукольнику дана в его жизни, ценна. Если дороги нет, ты останавливаешься во внутреннем развитии. Кукольник должен быть пытливым, хотеть как можно больше увидеть и узнать, собрать коллекцию людей и смыслов, которые пригодятся тебе для твоих сказок.
– Что-то менялось в спектаклях, когда вы в новое место приезжали?
– Технически спектакли меняются всегда. Когда спектакль собран, в нем уже ничего не поменяешь. Но! Приехали мы в Болгарию с тем же «Снеговиком» на русском языке, была переводчица – чудесная девушка. Я ей: «Ты будешь женой нашего мастера». И она на болгарском зрителям говорит: «У меня сегодня день рождения, и муж приготовил мне какой-то подарок (а за кулисами кто-то что-то строгает). Я, конечно, хотела сережки, но я не знаю, что он мне приготовил». Открылся занавес – и он начал рассказывать ей сказку. А она на болгарском переводила его историю. Такой прием. Зрители поняли, в чем суть, услышали текст на родном языке.

"Снеговик"

– Для вас не страшно, если материал хорошо зрителям знаком.
– Нет. Не страшно. Очень интересно разговаривать с человеком, знающим смысл и сюжет произведения. А в ответ – предложить ему свое видение.
Я стараюсь ставить то, что мне интересно. А если история не интересна, никогда ничего не получится.
– А что вам интересно сегодня?
– Мне интересно говорить со зрителем о них самих, о социально-философских трагедиях не в масштабе мира, а в масштабе жизни обычных людей.
Сегодня сочиняю спектакль по Шукшину «Жена мужа в Париж провожала». Зачем мне это нужно? Чтобы зритель увидел модель такой семьи, где два близких человека становятся губительными друг для друга. И, быть может, по-иному взглянут на свою собственную. Я буду искать такой язык, чтобы шукшинскую мысль донести до зрителя.

"Утиная охота"

Еще мне нравится экспериментировать. Буквально вчера прошла премьера в Иркутском театре кукол, где я попробовал понять, как в «Утиной охоте» сыграют куклы, осилят ли такую драматическую вещь. У Вампилова пьеса построена на воспоминаниях главного героя. Все воспоминания в спектакле кукольные, а все, что происходит сейчас, – живое. Все персонажи, кроме главного героя, – куклы. Для Зилова они все немного карикатурны. Зрители говорят: «Мы не думаем, куклы это или нет, мы думаем о том, какой мерзавец этот Зилов и почему я сейчас немножко его люблю».
Им не хочется думать, кукла это или человек, потому что страсти кипят не кукольные. Зилов придумал нереальный мир, в котором ему было бы хорошо, – какая-то охота, отпуск, мир, в котором нет пошлости, и стремится к нему.
– Абсолютно реальное желание.
– Да, никуда ходить не надо – оно на поверхности лежит. И театр кукол – маленький, хрупкий – помогает зрителю увидеть это. В этом, видимо, сила нашего театра.

 ИСТОЧНИК: НКК (Наш Красноярский Край)

 Автор: Анна Трапезникова

Tags: , ,

Comments[ 0 ]


Отправить комментарий