Home »

Анна Константинова: Зимняя сказка (Новый спектакль Рейна Агура).


«Песси и Иллюзия. Мой сон»
Совместный проект 
Русского театра кукол (Таллинн)
и театра "ProJekt"(Кохтла-Ярве)

Режиссер — Рейн Агур
Художник — Ирина Марьяпуу

Помнит ли кто-нибудь свои детские сны? Случается, что реальность становится похожей на них. Хорошо оказаться в счастливом сне, где встречаешься с любимыми людьми, где чисто и светло. А порой тебя окружает то, чего ты боялся, от чего ты убегал и не мог убежать в своих кошмарах. Распознать в реальности свои страхи и предстать перед ними лицом к лицу — возможно, единственный способ остаться человеком, а иногда — и единственный способ остаться живым.
Кажется, что новый спектакль Рейна Агура в таллинском Русском театре кукол - об этом, ведь не случайно же ему дано название «Песси и Иллюзия. Мой сон». Здесь находят друг друга два сказочных существа, а совсем рядом с ними то и дело проходит-протанцовывает третье, нечеловеческое и беспощадное...
Режиссер обратился к этому материалу, книге финского писателя Юрье Кокко, написанной в 1944 г. как сказка для взрослых, уже во второй раз. Впервые это случилось в начале 1980-х, и тогда спектакль появился как рефлексия на события в Афганистане. Теперь обращение к произведению Кокко имеет более конкретный повод. События Зимней войны, со дня окончания которой 13 марта исполнилось 80 лет, здесь отражены метафорически, в диалогах лесных обитателей, в их попытках понять происходящее по-своему, по-сказочному. Песси — тролль-лесовичок, плоть от плоти той земли, которая его породила и которую он знает от малейшего камушка до верхушки мачтовой сосны. Мыслит он земными категориями, и они не внушают ему веры в светлое будущее. Потому и назван соответственно: «Песси» от «пессимист». Иллюзия — снизошедшая с небесных высей, полубесплотная, не знающая ни страха, ни тьмы, девочка-эльф. Надежды, которые внушает ее восхищенное любопытство при встрече с каждой травинкой, цветком или птицей, слишком призрачны и хрупки... Но как без них, если реальность грозит превратиться в тягостный сон без пробуждения?
Пространство этого сна в спектакле обозначено острыми складками парашютной ткани, навевающими атмосферу дремучести, заброшенности, заповедности даже (это ведь не яркий спортивный парашют, а военный, зеленовато-буроватый, суровый). Тут же протянулись какие-то столь же «дремучие» ветки-коряги. Сюда же выходит из грохочущих взрывами глубин сцены кажущаяся изможденной миниатюрная женщина в растоптанных ботинках не по-размеру, волоча за собой потертый чемодан. Увиденное и пережитое ей где-то там, за пределами сцены, кажется, тенью легло на ее лицо, навсегда отразилось в настороженном взгляде. Очевидно, необходимость поделиться пережитым с нами — для нее вопрос не праздной беседы, но жизненной важности... А как поделиться, чтобы поняли? Единственным обреченно-выверенным жестом женщина покрывает белым гримом свое лицо. Теперь она — актриса.
Ирина Марьяпуу (она же художник спектакля) почти соло расскажет историю о том, как война вслепую забирает одного за другим лесных обитателей. Почти соло потому что есть еще роль Духа войны — пластическая роль. 
Ее исполняет Роман Максимук, и его персонаж появляется словно бы неоткуда, и в никуда исчезает с очередной добычей. Резкие ритмичные «паучьи» жесты и позы, высокий рост, длиннорукость-длинноногость и босоногость, плащ-палатка в дырах, лицо закрыто капюшоном, руки в красных перчатках... Образ пугающий и запоминающийся, очень убедительный в своей условности и конкретный в своем содержании. Можно сказать, архетипический. А кукольные герои, с которыми управляется актриса, — извлекая их из чемодана, из складок парашюта, еще откуда-то — тоже весьма условны, и скорее антропоморфны. Черты животных у них больше угадываются, чем главенствуют.
Необходимо сказать, что режиссерская инсценировка большую часть литературного первоисточника оставляет за пределами сценической истории. В солидном объеме своей книги автор (ветеринар по основной профессии) уделяет природе большую часть своего внимания: названия и облик лесных растений, повадки птиц и животных у Юрье Кокко куда значительнее, даже крупнее, чем столкновения с войной. Думается, это не случайно. Находясь в гуще апокалиптической людской реальности, натуралист по призванию обращается к природе, как к вечному началу Жизни, способной многократно возрождаться после любых катастроф. Своего рода эскапизм, уход в цикличное мифологическое время, где фантастические существа не исчезают бесследно, а растворяются в Природе, чтобы возродиться, когда придет новое время нового мира. Поэтому забавный трогательный Песси (курносая круглая физиономия, буйная пеньковая шевелюра, да толстые «медвежачьи» пятки) упорно и даже сурово отвергает «дело людей» (войну).


Из героев литературной сказки в спектакле остались немногие. Птички-горихвостки Эмма и Руди — типичная и даже трогательная «мелкобуржуазная» чета, в которой легко распознать всех на свете хлопотливых теток-наседок и всех на свете безобидных мужей-подкаблучников. Безжалостный горностай Нирк, который приходит в птичье гнездо за яйцами, потому что «теперь война, и все можно» - тоже очень узнаваемый социальный тип, с таким лучше не встречаться и на городской улице. Весьма ироничный персонаж дедушка-улитка Тигу — он единственный из всех вроде бы распознает суть событий и видит воочию Духа войны... Но маленькая мудрость не защитит маленького философа, таскающего на себе дощатый домик, уж больно похожий на известное дачное строение (разве что без канонического сердечка на дверце). Белоснежная генеральская Гусыня, с нетерпением ожидающая чести оказаться на генеральском столе — и вовсе сатирический тип. Все они словно сделаны из наспех собранных в лесу веточек-сучков, да лоскутков, оказавшихся в чемодане актрисы-беженки: для Гусыни пригодился пуховый платок-«паутинка», для Песси — моток веревки, для феи Иллюзии — мерцающая органза, кусочек когда-то праздничного платья...

А для дядюшки-улитки осталось и вовсе ношеное тряпье, поэтому он и похож на полуистлевшую мумию. У всех максимально простая конструкция, совсем без механики — на персонаж работают облик, естественные качества материала и голос актрисы (вполне убедительно изменяющей интонацию, тембр, мелодику в репликах и диалогах). Ироническое отстранение, заявленное и в преамбуле основного сюжета, позволяет воспринимать происходящее как эпическое театральное высказывание, благополучно избежав искушения диагностировать его с точки зрения вульгарной медицины.
Звучат Бетховен и Россини, по складкам парашюта маршируют черно-белые войска, летят самолеты, разлетается брызгами поднятая взрывом земля... Для жителей леса вся эта кинопроекция — чужая нематериальная реальность, к которой они категорически не хотят иметь отношения. Но до каждого из них война дотягивается рукой в красной перчатке. Финал, отправляющий Иллюзию и Песси в эпицентр оглушительного взрыва, трагичен и поэтичен. И хотя мы знаем: в этом лесном мире никто не исчезает бесследно и однажды обязательно возродится, хрупкость и мимолетность каждой маленькой жизни остается хрупкостью и мимолетностью.
Когда разошлись зрители после первого представления, режиссер заметил: «Я уже давно замечаю: в концовке спектакля часто дают ритмичную музыку, чтобы зрители аплодировали. А я думаю, что главное - делать катарсис. Мне кажется, что здесь это немножко удалось... Аплодировали не сразу. И я думаю, что это удача. И для режиссера, и для актрисы».
Очень хочется согласиться с режиссером. И еще хочется, чтобы кукольный сон про Духа войны повторился еще много раз — но только на сцене.

Анна Константинова,
март 2020.

Tags: , , , , , ,

1 комментарий:

  1. Unknown4 апреля 2020 г. в 01:01

    Здравствуйте, очень трогательный спектакль. Куклы замечательные.
    Ваша статья интересная и захватывающая. Хочется хоть одним глазком глянуть спектакль. Если можно чуть- чуть видео. Когда будет спектакль? Вдруг, будет возможность приехать.

    ОтветитьУдалить